Московские беженцы в русской провинции в 1812-1813 гг.

24-25 октября 2012 года в Государственном историческом музее-заповеднике «Горки Ленинские» прошла научно-практическая конференция, посвящённая Отечественной войне 1812 г. Представляем статьи наших сотрудников из сборника статей участников конференции(Музейный сборник №16). В центре внимания авторов – различные аспекты Отечественной войны 1812 г.

Савинова Елена Николаевна, ведущий научный сотрудник ГИМЗ «Горки Ленинские», кандидат исторических наук

Московские беженцы в русской провинции в 1812-1813 гг.

Повседневная жизнь московского дворянства в период Отечественной войны 1812 г. до настоящего времени не являлась предметом исторического исследования. Между тем, представляется интересным понять, какими были быт и психология представителей высшего света первопрестольной, вынужденных под угрозой вторжения наполеоновской армии в город покинуть родные пенаты и искать убежища в провинции.

Настоящая работа основана на письмах Марии Аполлоновны Волковой (1786-1859) к Варваре Ивановне Ланской (ок. 1800-1844), которые были опубликованы в журнале  «Вестник Европы» за 1874 и 1875 гг. (1). Эпистолярные документы поступили в редакцию из семьи дочери В.И. Ланской – Анастасии Сергеевны Перфильевой и были переведены с французского языка на русский М.П. Свистуновой. Редактор «Вестника Европы» М.М. Стасюлевич, желая подогреть интерес публики к письмам М.А. Волковой, отразившим дух «уже исчезнувшей» Москвы, сообщал, что А.С. Перфильева давала их читать Л.Н. Толстому, когда тот работал над романом «Война и мир». По всей вероятности, так оно и было. Волкова хорошо знала семью московского провизора Евстафия Ивановича Берса, деда жены Л.Н. Толстого. 13 октября 1863 г. его младший сын - Андрей Евстафьевич Берс - писал зятю: «Тебе кланяются Перфильевы. Настасья Сергеевна, узнавши о том, что ты намерен наградить нас романом 12-го года, предложила мне послать тебе письма Марии Аполлоновны Волковой, которые она писала Ланской в 1812, 1813. Теперь читаю эти письма 1814 г. Для меня они интересны в высшей степени» (2).

Москва. Вид Красной площади.раскрашенная гравюра Д. Лафонда по рисунку Ж. Делабарта. 1801г.

Письма Волковой сохранились у потомков ее адресата - Варвары Ивановны Ланской, урожденной княжны Одоевской. Она была дочерью генерал-поручика князя Ивана Ивановича Одоевского и Анастасии Ивановны Измайловой. Рано осиротев и оставшись богатой наследницей, Варвара Ивановна  жила в Москве в семье своего опекуна графа Дмитрия Сергеевича Ланского. Незадолго до событий 1812 г. семейство Ланских переехало в Петербург, где Варвара Ивановна вышла замуж за камер-юнкера Сергея Степановича Ланского, впоследствии крупного государственного деятеля.

Мария Аполлоновна Волкова родилась и почти всю жизнь провела в Москве.  Ее отец, Аполлон Андреевич Волков (1738-1802), умер, когда ей едва исполнилось шестнадцать лет. Ее многочисленные братья и сестры завели собственные семьи, а Марии Аполлоновне не посчастливилось выйти замуж. Она жила с матерью - Маргаритой Александровной, рожденной Кошелевой (1762-1820), к которой была сильно привязана. До войны 1812 г. в доме Волковых на Малой Никитской улице собирался широкий круг московской знати, а их знакомства и связи были чрезвычайно обширными. 18 мая 1812 г. Мария Аполлоновна сообщала Ланской: «На наших вечерах постоянно бывало много гостей, так как из всех знакомых домов только в одном нашем принимают каждый день».

Большой театр. Петербург. Неизвестный художник. 1810-е гг.

Известие о вторжении Наполеона в Россию застало Волкову в тот период, когда она хлопотала о семейном благополучии брата Сергея, стараясь наладить хорошие отношения с его молодой женой.  Среди светской суеты Мария Аполлоновна не придала большого значения событиям, которые развернулись далеко от дома. Быстрое приближение неприятеля к Москве заставило Волкову осознать, какие испытания предстоят московским жителям. 22 июля она сообщала: «Спокойствие покинуло наш милый город. Мы живем со дня на день, не зная, что ждет нас впереди» (3). Впервые, по-видимому, она задумалась о судьбе простого народа. Описывая «набор ратников» в деревнях и селах, она поражалась патриотизму крестьян: «Мужики не ропщут; напротив, говорят, что они все охотно пойдут на врагов, и что во время такой опасности всех их следовало бы брать в солдаты. Но бабы в отчаянии, страшно стонут и вопят, так что многие помещики уехали из деревень, чтобы не быть свидетелями сцен, раздирающих душу» (4).

Из армии в Москву приходили противоречивые известия, и семейство Волковых пребывало в нерешительности и волнении. «До сих пор до нас доходят лишь ложные слухи, - писала Мария Аполлоновна 1 июля. – В Москве говорят, что французов побили раз пять или шесть. Хорошо бы, если бы мы в действительности одержали хоть одну победу, тогда бы мы скоро отделались от жестокого врага человечества». Формирование полков, отъезд офицеров в действующую армию, получение сведений от крепостных о разоренных поместьях, первые данные об убитых и раненых – все это изменило привычный уклад жизни московского барства. «Везде видно движение, приготовления. Видя все это, приходишь в ужас. Сколько трауров, слез!» - восклицала Волкова (5).

С началом августа в Москву стали поступать обозы с ранеными. Вместе с другими молодыми женщинами Волкова готовила для  госпиталей корпию и другие перевязочные средства. В городе же в те дни царила неразбериха. Обыватели мучились неопределенностью. «Народ так раздражен, что мы не осмеливаемся говорить по-французски на улице», - отмечала Мария Аполлоновна. Богатые семьи покидали свои дома. «В городе почти не осталось лошадей, и окрестности Москвы могли бы послужить живописцу для изображения бегства египетского. Ежедневно тысячи карет выезжают во все заставы и направляются одни в Рязань, другие в Нижний и Ярославль. Как мне не горько оставить Москву с мыслию, что быть может, никогда более не увижу ее, но я рада буду уехать, чтобы не слыхать и не видать всего, что здесь происходит», - писала она  Ланской (6).

Вторжение Наполеона в Россию. Литография Г. Генри по оригиналу О. Микешина.Конец XIX в.

Приказав домашним слугам охранять господское добро, 20 августа Волковы покинули Москву. Маргарита Александровна приняла решение ехать в Тамбов. Путь Волковых лежал через Коломну, Рязань и Козлов. До Тамбова добирались пять с половиной дней, продвигаясь медленно, «все на одних лошадях». Мария Аполлоновна сообщала: «Не можешь себе представить, чего мы натерпелись на грязных станциях. Самая плохая лачужка а окрестностях Москвы – дворец, в сравнении со здешними избами. Нам приходилось сидеть среди кошек, свиней, телят, кур; мы задыхались от дыму; блохи, тараканы и всевозможные насекомые не давали нам покоя» (7).

Между тем, ее корреспондентка невнимательно следила за развитием событий и мало ими интересовалась. Живя в довольстве и покое, она в своих посланиях передавала терпящей лишения подруге суждения петербургского света об общих знакомых, сведения об успехах мужа, о встречах, балах и новых театральных спектаклях. «Что же такое Петербург? Русский ли это город, или иноземный? Как это понимать, ежели вы русские? – возмущенно писала в ноябре Волкова из Тамбова. – Как можете вы посещать театр, когда Россия в трауре, горе, развалинах и находится на шаг от гибели?» (8).

Письма, относящиеся к периоду пребывания Волковой в Тамбове, замечательны по обилию сведений, дающих представление о положении московских «эмигрантов», об их отношении к провинциальному обществу, о жизни губернского города в период войны. «Тамбов битком набит, - сообщала Волкова по приезде. - Каждый день прибывают новые лица». Однако, несмотря на большое количество народа, жизнь в городе была весьма дешева, и при скудных средствах большому семейству удавалось сводить концы с концами. Волковы наняли дом, который «в прежнее время нашли бы очень жалким». Они не предполагали, что в этом «картонном домике» с рваными драпировками, парусиновой мебелью и «кривыми» столами они проживут до мая 1813 г.

В Тамбове Волкова впервые увидела пленных солдат наполеоновской армии: вглубь России через город «гнали» поляков, немцев, итальянцев, испанцев… Предоставленные сами себе, они свободно бродили по улицам. Некоторые просили милостыню. Другие вели себя дерзко, и их «побили за шалости». Судьба пленных, которые мучились от голода, холода и болезней не оставила равнодушной Волкову. «Несмотря на все зло, которое они нам сделали, я не могу хладнокровно подумать, что этим несчастным не оказывают никакой помощи, и они умирают на больших дорогах, как бессловесные животные». Волнения военного времени заставили Марию Аполлоновну иначе взглянуть на привычные вещи. Она писала: «Французам обязаны мы развратом; подражая им, мы приняли их пороки, заблуждения, в скверных книгах их мы почерпнули все дурное. Они отвергли веру в Бога, не признают власти, и мы, рабски подражая им, приняли их ужасные правила, чванясь нашим сходством с ними…» (9).

Незваные гости. Художник Б. Зворыкин. 1911 г.

Мария Аполлоновна видела, как из губернии в город стекались потерявшие дома и средства к жизни крестьянские семейства со стариками и детьми. Однако понимание того, что, даже не имея привычного комфорта, она живет «в довольстве», в то время как другие лишены «хлеба насущного», к ней пришло лишь на короткое мгновение. Позже чувство духовного единения с народом у Волковой было оттеснено на задний план мелкими заботами об устройстве собственного быта.

Доброжелательность тамбовского дворянства, желавшего оказать помощь беженцам-москвичам, принималась Волковыми на первых порах с благодарностью. «Пребывание мое в Тамбове, при теперешних обстоятельствах, открыло мне глаза насчет многого, - признавалась Мария Аполлоновна. - Находись я в другом положении, думай лишь об удовольствиях и приятностях жизни, мне здешние добрые люди непременно показались бы глупыми и очень смешными. Но, прибыв сюда с разбитым сердцем и с душевным горем, не могу тебе объяснить, как благодарны были мы им за ласковые к нам поступки. Все наперерыв стараются оказать нам услуги, и нам остается лишь благодарить этих добрых соотечественников, которых мы так мало знаем» (10).

Постепенно жизнь Волковых в Тамбове наладилась, и если бы не «истории московских беглецов» о бедах и потерях, да не французские пленные, ничего бы не напоминало им, что где-то далеко гремела война. Ежедневно Мария Аполлоновна с матерью шла к обедне, затем в кругу тамбовских дворянок готовила повязки для госпиталя. Днем давала уроки словесности и всеобщей истории младшему брату Михаилу. Вместе с кузинами вязала чулки, кроила и шила, стараясь обеспечить нужды семьи.

Провинциальное общество поразило Марию Аполлоновну своей иной культурой. Она отмечала, что в Тамбове нет молодых повес, которые в гостиных занимали бы дам изящным разговором и остроумным общением: «…Сталкиваешься с людьми, быть может, неуклюжими, речи коих не цветисты и не игривы, но которые умеют управлять своим домом и состоянием, здраво судят о делах и лучше знают свое отечество, нежели многие министры». «Сначала, привыкшие к светской болтовне, мы их не могли понять, - писала она о тамбовских помещиках, - но мало-помалу мы свыклись с их разговором, и теперь я с удовольствием слушаю их рассуждения о самых серьезных предметах» (11).

Постепенно и в Тамбове сформировался кружок людей, близких к Волковым по происхождению и интересам. В городе поселился тайный советник, бывший таврический губернатор Дмитрий Борисович Мертваго, который нанес визит Маргарите Александровне, очаровав Марию Аполлоновну занимательной беседой. Московские богачи – «всегда добродушно любезный» граф Лев Кириллович Разумовский с супругой Марией Григорьевной - также нашли убежище в Тамбове. Многие из старых знакомых лишь на время останавливались в городе, проезжая в свои дальние поместья. Такие свидания стали для Марии Аполлоновны памятными событиями.

Стремление Волковых и в провинции «держатся избранного круга» не позволяло им ближе сойтись с тамбовским обществом. Лишь в доме у губернаторши Прасковьи Михайловны Ниловой они проводили время с удовольствием за картами, или, слушая музыку, до которой та была большая охотница. В те месяцы для Марии Аполлоновны письма Ланской были действительно окном в иную, мирную жизнь, где все было по-прежнему возвышенно, блестяще, наполнено прекрасным прошлым. Они «выводили ее из грусти», возбуждали желание поведать о пережитом.

По истечении двух месяцев после отъезда из первопрестольной, москвичи, отбывшие в Нижний Новгород и другие города, стали писать Волковой, повествуя о своих скитаниях, потерях и взаимоотношениях. Эпистолярное общение с людьми из бывшего окружения для Марии Аполлоновны стало восстановлением прежних связей. Она вновь, будто бы,  оказалась среди привычного общества, где с ней доверительно делились своими планами, ей выбалтывали семейные секреты, спрашивали ее совета. «В начале волнения все бросились в Нижний, считая его безопасным убежищем, а теперь, поуспокоившись, стараются забраться в отдаленные места, где можно жить с маленькими средствами, не делая долгов и стараясь поправить свои финансы, - сообщала Волкова Ланской. – На прошлой неделе меня закидали письмами из Нижнего. Лица, ежедневно посещавшие нас в Москве, узнав, где я нахожусь, все написали мне. Меня очень тронуло их внимание, но я пугаюсь при виде множества писем, на которые нужно отвечать» (12).

Захват французского обоза в Можайском уезде в 1812 г. Художник И. Горохов. 1974 г.

Известие о том, что московский дом Волковых сгорел во время пожара Москвы, стало тяжелым потрясением для всей семьи. К счастью, толковый управляющий сохранил усадьбу Высокое и «сберег там все до последней нитки». Ему удалось собрать богатый урожай с господских полей, сохранить племенное стадо, накормить крестьян. В Высоком нашли пристанище и пропитание домашние слуги Волковых, с трудом добравшиеся до Клинского уезда.

Из переписки со знакомыми Мария Аполлоновна узнала, что ряд семей уже возвратился в сожженную и разграбленную Москву. Волковы же принуждены были провести тяжелую зиму в Тамбове, страдая от холода, болезней и общего неустройства. Известия об отступлении французов оживили культурную жизнь тамбовской провинции.  «После сражения под Вязьмой», то есть с ноября, в Тамбове были «открыты» по воскресениям балы, которые Волкова не особенно жаловала. Истинное знакомство ее с дворянским обществом города произошло в декабре 1812 г. на званом обеде, устроенном гражданским губернатором П.А. Ниловым в честь ее матери.

Позже в посланиях к Ланской Волкова, описывая это торжество, не скупилась на нелицеприятные эпитеты, характеризуя благородное сословие Тамбова. Москвичке, не имевшей дорогих и модных нарядов, «тамбовские щеголихи» показались «нестерпимыми».  Она злословила: «Все с претензиями крайне смешными. У них изысканные, но нелепые туалеты, странный разговор, манеры как у кухарок; притом они ужасно жеманятся, и ни у одной нет порядочного лица». Не привлекали Марию Аполлоновну и тамбовские кавалеры. «Танцовала Бог знает с какими рожами», - делилась она впечатлениями после посещения бала в дворянском собрании, устроенного через несколько дней после приема у губернатора. - Никогда не встречала такую коллекцию оригиналов, какую пришлось мне видеть в тот день».

Волкова, горячо осуждавшая «заносчивость» в петербуржцах, повела себя в отношении тамбовских дворян со столичным высокомерием: «Мы должны быть признательны им за все услуги, которые они оказали нам во время нашего пребывания здесь. Но большинство, в нравственном отношении, никуда не годно. Я уж не говорю о светских приличиях; о них здесь и понятия не имеют» (13).

Французы в Москве. Хромолитография неизвестного немецкого художника. 1820-е гг.

В начале мая 1813 г. Волковы переселились из Тамбова в Саратов. «Мне не верится, что я в России, - сообщала она, - во всяком случае, мы очень близко от Азии. Как переедешь Волгу, решительно не знаешь, куда попал. Город очень хорош. Волга прелестна, особенно в настоящую пору: от таяния льда в ее притоках она переполнилась водой, вышла из берегов и разлилась по равнине верст на десять». После грязного, наводненного пленными Тамбова, Саратов, вверенный попечительству гражданского губернатора Алексея Давидовича Панчулидзева, показался им прекрасно отстроенным городом с оживленной торговлей. «Здесь есть хорошенький театр, была постоянная труппа, как говорят, очень порядочная, - сообщала Мария Аполлоновна. - В начале войны ее отпустили и всю зиму обходились без театра, будучи озабоченными делами  поважнее удовольствий. Теперь, когда Россия пользуется беспримерным в истории торжеством, во всех ее концах снова вспомнили об удовольствиях, и здесь также собираются опять выписывать актеров» (14).

Благодаря заботам губернатора, Волковым была подготовлена чистая и удобная меблированная квартира. Они нашли, что дворянское общество в Саратове «довольно порядочное». Еженедельно на домашних вечерах у Панчулидзевых собирались любители музыки, и Волкова смогла проявить свои вокальные способности. Итальянские арии, которые она исполняла с большим воодушевлением, приводили слушателей в восторг. Среди собравшихся находились и военнопленные офицеры наполеоновской армии. Один из них – капитан Чезаре Раджани, уроженец Болоньи, стал  преданным поклонником Марии Аполлоновны. Доброжелательное окружение и благоприятный климат оказали положительное влияние на здоровье и настроение Волковой. Она объясняла подруге, почему ей так полюбился город на Волге: «Там можно поговорить, погулять, заняться музыкой, потанцовать; словом, я нашла там знакомый мне образ жизни…» (15).

В июле 1813 г. Волковы приняли решение вернуться в Москву. Война откатилась за рубежи России, и следовало налаживать домашний быт, думать о будущем. «Нельзя сказать, чтоб Москва процветала, хоть и говорят, что она много поправилась за шесть месяцев», - делилась впечатлениями Мария Аполлоновна. В среде богатого московского барства в то время наблюдалось сильное расслоение. Ряд семейств лишился своих поместий, а, следовательно, доходов. У других пожар уничтожил городские усадьбы и все имущество. Московская аристократия вынуждена была арендовать жилые помещения в разных районах города, мирясь с соседством купечества, разбогатевшего на военных поставках и открывшего новые фабричные производства в предместьях.

План Москвы с указанием сгоревших домов. Раскрашенная гравюра.1813 г.

«Страсть покупать обгоревшие дома», чтобы отремонтировать их и отдать внаем, стала родом спекуляции для московских богачей, и цены на жилье росли как на дрожжах. К счастью, Волковым удалось нанять сносную квартиру и удобно устроиться. Приемы в их семействе возобновились, но гостей первое время было мало, так как все знакомые были «рассеяны по разным кварталам», и эта удаленность проживания не давала им часто видеться. Однако вскоре собрания в домашнем кругу стали более многолюдными. Волкова замечала: «Что касается наших вечеров, то они до того напоминают бывшие в прежнее счастливое время, что мы часто сами дивимся, как быстро все попало в прежнюю колею» (16).

Письма М.А. Волковой к В.И. Ланской позволяют проследить судьбу старого московского дворянства в период войны 1812 г. Они содержат большое количество разнородных сведений о событиях частных и общественных, о поведении представителей московского барства в пору тяжелых испытаний, о превратностях их жизни в провинции. Все это придает им особенную ценность как источника по изучению столичного и провинциального дворянства.

---

1. Грибоедовская Москва в письмах М.А. Волковой к В.И. Ланской // Вестник Европы. 1874. Т. IV. Август. С. 572-665; Т.V. Сентябрь. С.115-168; Т. VI. Октябрь. С. 542-589; Т. VI. Декабрь. С. 637-670; 1875. Т. I. Январь.  С.219-249; Т.II. Март. С. 230-270; Т. IV. Август. С. 660-687.

2. Цит. по: Розанова С.Л. Толстой и пушкинская Россия. М., 2000. С.210.

3. Грибоедовская Москва в письмах М.А. Волковой к В.И. Ланской // Вестник Европы. 1874. Т. IV. Август. С. 587.

4. Там же. С. 588.

5. Там же. С. 585, 587.

6. Грибоедовская Москва в письмах М.А. Волковой к В.И. Ланской // Вестник Европы. 1874. Т. IV. Август. С. 595.

7. Там же. С. 593.

8. Там же. С. 614.

9. Грибоедовская Москва в письмах М.А. Волковой к В.И. Ланской // Вестник Европы. 1874. Т. IV. Август. С. 597, 598.

10. Грибоедовская Москва в письмах М.А. Волковой к В.И. Ланской // Вестник Европы. 1874. Т. IV. Август. С. 600.

11. Грибоедовская Москва в письмах М.А. Волковой к В.И. Ланской // Вестник Европы. 1874. Т. IV. Август. С. 600.

12. Грибоедовская Москва в письмах М.А. Волковой к В.И. Ланской // Вестник Европы. 1874. Т. IV. Август. С. 609.

13. Грибоедовская Москва в письмах М.А. Волковой к В.И. Ланской // Вестник Европы. 1874. Т. IV. Август. С. 617, 618, 653.

14. Там же. С. 656.

15. Грибоедовская Москва в письмах М.А. Волковой к В.И. Ланской // Вестник Европы. 1874. Т.V. Сентябрь. С.116.

16. Грибоедовская Москва в письмах М.А. Волковой к В.И. Ланской // Вестник Европы. 1874. Т. VI. Октябрь. С. 548.